Невозможно? Нет такого слова!
читать дальшеПодполковник Эрл Комсток, представляющий «Электрикал Тилл корпорейшн» и армию США (в указанной последовательности), готовится к очередному докладу своего подчиненного Лоуренса Притчарда Уотерхауза, как летчик испытатель — к полету в стратосферу с ракетным двигателем под задницей. Он ложится рано, встает поздно, отдает адъютанту распоряжение, чтобы (а) было много горячего кофе и (б) Уотерхаузу его не давали. Ставит два магнитофона, на случай, если один сломается, и приглашает трех опытных, технически подкованных стенографов. У него есть двое подчиненных — доки в математике (в мирном прошлом тоже сотрудники ЭТК). Комсток произносит перед ними небольшую зажигательную речь.
— От вас не требуется понимать, что этот Уотерхауз несет. Я буду чесать за ним во все лопатки. Ваше дело — хватать его за ноги и держать изо всех сил, чтобы я по крайней мере видел его спину. — Комсток горд своей аналогией, но оба доки только хлопают глазами. Он раздраженно объясняет разницу между буквальным и фигуральным.
До прихода Уотерхауза еще двадцать минут. Точно по графику входит адъютант с таблетками амфетамина на подносе. Комсток, лично подавая пример, берет две. «Где моя вытиральная команда?» — вопрошает он (мощный стимулятор постепенно начинает действовать). Входят двое рядовых с губками и мокрыми тряпками для вытирания доски, а с ними трое фотографов. Они устанавливают напротив доски два фотоаппарата на штативах, ставят несколько вспышек и кладут рядом основательный запас пленки.
......
До Уотерхауза, кажется, доходит, что в помещении есть и другие люди. Он закрывает рот и начинает дышать носом. Пытается двинуть рукой, обнаруживает, что сидит на ней, и немного сдвигается, высвобождая ладонь — рука, соскользнув со стула, повисает плетью. Уотерхауз полностью открывает глаза и просветлевшим взором обозревает кофейную чашку. Зевает, потягивается, пукает.
— Японская криптосистема, которую мы называем «Лазурь», — то же, что немецкая криптосистема, идущая у нас под названием «Рыба еж», — объявляет он. — Обе как то связаны с другой, более новой криптосистемой, которую я окрестил «Аретуза». Все имеют какое то отношение к золоту. Возможно, к золотодобывающим горным работам. На Филиппинах.
Бабах! Стенографы строчат. Фотограф включает вспышку, хотя снимать еще нечего — просто сдали нервы. Комсток стеклянными глазами смотрит на магнитофоны, убеждается, что катушки крутятся. Он несколько напуган тем, как Уотерхауз взял с места в карьер. Однако одна из обязанностей командира — спрятать страх и постоянно излучать уверенность.
.....
— Доктор Тьюринг из Кембриджского университета указал, что бу бу бу блям блям блям хо дядя янга ланга бинки джинки ой да, — говорит Уотерхауз или что то в таком роде. Он переводит дыхание и роковым движением устремляется к доске. — Можно я это сотру?
Рядовой с губкой кидается к доске. Стенограф глотает таблетку амфетамина. Математики из ЭТК вгрызаются в карандаши, как собака в куриную косточку. Лампы вспыхивают. Уотерхауз хватает новый мелок и прижимает его к безупречно чистой доске. Острие с треском ломается, меловая пыль оседает на пол длинным параболическим облачком. Уотерхауз наклоняет голову, как священник перед началом службы, и набирает в грудь воздуха.
Через пять часов действие амфетамина заканчивается. Комсток ничком распростерт на столе посреди полной комнаты выжатых, измочаленных людей. Уотерхауз и рядовые с ног до головы в меловой пыли, похожи на привидения. Стенографы окружены грудой исписанных блокнотов. Они часто прерывают работу, чтобы помахать занемевшими пальцами. Магнитофоны бесполезно крутятся, одна катушка полна, другая пуста. Только фотограф еще держится и включает вспышку всякий раз, как Уотерхауз заканчивает исписывать доску.
Комсток понимает, что Уотерхауз выжидательно на него смотрит.
— Понятно, сэр? — спрашивает он.
Комсток украдкой заглядывает в блокнот, надеясь отыскать там подсказку. Видит четыре допущения Уотерхауза, которые записал в первые пять минут, и больше ничего, только слова «ЗАРЫВАТЬ» и «ВЫКАПЫВАТЬ», окруженные частоколом машинальных чиркушек.
.....
— Это оно? — спрашивает Комсток.
По всему помещению катаются горошины ртути, как шарики от подшипников. Они давятся под ногами и разлетаются в стороны.
— Оно.
— Как вы его назвали?
— КОЗУ, — говорит Уотерхауз. — Контактное оперативное запоминающее устройство. Я собирался нарисовать на нем козу, ну такую, с рогами, только не успел. Да и художник из меня никакой.
Каждая труба имеет длину примерно два фута и диаметр около четырех дюймов. Их, должно быть, несколько сот — Комсток пытается вспомнить, сколько было в заявке, которую он подписал несколько месяцев назад. Уотерхауз заказал чертову уйму труб — хватило бы подвести водопровод и канализацию к целой военной базе.
Трубы смонтированы горизонтальными рядами, словно в уложенном на бок органе. В каждую вставлен маленький бумажный репродуктор от старого приемника.
— Репродуктор издает сигнал — ноту, которая резонирует в трубе, создавая стоячую волну, — говорит Уотерхауз. — Значит, в одних частях трубы давление низкое, в других — высокое. — Он пятится вдоль машины, рубя воздух руками. — Эти сифонные трубки наполнены ртутью. — Он указывает на несколько U образных трубок, закрепленных по длине большой трубы.
— Я и сам вижу, — говорит Комсток. — Не могли бы вы отойти подальше? — просит он, заглядывая через плечо фотографа в видоискатель. — Вы мне загораживаете… так лучше… еще… еще, — потому что по прежнему видит тень Уотерхауза. — Отлично!
Фотограф нажимает на спуск. Лампа вспыхивает.
— Высокое давление выталкивает ртуть, низкое — всасывает. Я поместил в каждую сифонную трубку электрические контакты — просто две проволочки на некотором расстоянии одна от другой. Если проволочки разделены воздухом (потому что высокое давление выдавило ртуть), ток не идет. Но если они погружены в ртуть (потому что ее засосало низким давлением), ток идет, поскольку ртуть — проводник! Таким образом сифонные трубки производят набор двоичных цифр, повторяющий рисунок стоячей волны: график гармоник той музыкальной ноты, которую издает репродуктор. Мы передаем этот вектор на колебательный контур, создающий звук в репродукторе, так что вектор битов самовозобновляется бесконечно, если только машина не решит записать новую последовательность.
— Так, значит, устройства ЭТК действительно контролируют эту штуковину? — спрашивает Комсток.
— В этом вся суть! Вот здесь логические платы зарывают и выкапывают данные! — говорит Уотерхауз. — Сейчас покажу!
И прежде чем Комсток успевает крикнуть «Не надо!», Уотерхауз кивает капралу в дальнем конце комнаты. На капрале наушники, какие обычно выдают артиллерийским расчетам самых больших орудий. Капрал послушно дергает рубильник. Уотерхауз зажимает уши и расплывается в улыбке, неэстетично, на взгляд Комстока, показывая зубы.
И тут время останавливается или что то в таком духе, потому что все трубы разом начинают играть вариации одного и того же низкого ре.
Единственное, что может Комсток, это не рухнуть на колени; разумеется, он тоже зажал уши, но звук идет не через них, а пронизывает все тело, как рентгеновские лучи. Раскаленные звуковые клещи тянут его внутренности, капельки пота летят с лысины, яйца скачут, как мексиканские бобы. Столбики ртути в сифонных трубках поднимаются и опускаются, замыкая и размыкая контакты, причем явно упорядоченно: это не бессистемный турбулентный плеск, а некая осмысленная последовательность дискретных движений, управляемая программой.
Комсток вытащил бы пистолет и застрелил Уотерхауза но для этого надо оторвать руку от уха. Наконец машина умолкает.
— Она только что рассчитала первые сто чисел Фибоначчи, — говорит Уотерхауз.
— От вас не требуется понимать, что этот Уотерхауз несет. Я буду чесать за ним во все лопатки. Ваше дело — хватать его за ноги и держать изо всех сил, чтобы я по крайней мере видел его спину. — Комсток горд своей аналогией, но оба доки только хлопают глазами. Он раздраженно объясняет разницу между буквальным и фигуральным.
До прихода Уотерхауза еще двадцать минут. Точно по графику входит адъютант с таблетками амфетамина на подносе. Комсток, лично подавая пример, берет две. «Где моя вытиральная команда?» — вопрошает он (мощный стимулятор постепенно начинает действовать). Входят двое рядовых с губками и мокрыми тряпками для вытирания доски, а с ними трое фотографов. Они устанавливают напротив доски два фотоаппарата на штативах, ставят несколько вспышек и кладут рядом основательный запас пленки.
......
До Уотерхауза, кажется, доходит, что в помещении есть и другие люди. Он закрывает рот и начинает дышать носом. Пытается двинуть рукой, обнаруживает, что сидит на ней, и немного сдвигается, высвобождая ладонь — рука, соскользнув со стула, повисает плетью. Уотерхауз полностью открывает глаза и просветлевшим взором обозревает кофейную чашку. Зевает, потягивается, пукает.
— Японская криптосистема, которую мы называем «Лазурь», — то же, что немецкая криптосистема, идущая у нас под названием «Рыба еж», — объявляет он. — Обе как то связаны с другой, более новой криптосистемой, которую я окрестил «Аретуза». Все имеют какое то отношение к золоту. Возможно, к золотодобывающим горным работам. На Филиппинах.
Бабах! Стенографы строчат. Фотограф включает вспышку, хотя снимать еще нечего — просто сдали нервы. Комсток стеклянными глазами смотрит на магнитофоны, убеждается, что катушки крутятся. Он несколько напуган тем, как Уотерхауз взял с места в карьер. Однако одна из обязанностей командира — спрятать страх и постоянно излучать уверенность.
.....
— Доктор Тьюринг из Кембриджского университета указал, что бу бу бу блям блям блям хо дядя янга ланга бинки джинки ой да, — говорит Уотерхауз или что то в таком роде. Он переводит дыхание и роковым движением устремляется к доске. — Можно я это сотру?
Рядовой с губкой кидается к доске. Стенограф глотает таблетку амфетамина. Математики из ЭТК вгрызаются в карандаши, как собака в куриную косточку. Лампы вспыхивают. Уотерхауз хватает новый мелок и прижимает его к безупречно чистой доске. Острие с треском ломается, меловая пыль оседает на пол длинным параболическим облачком. Уотерхауз наклоняет голову, как священник перед началом службы, и набирает в грудь воздуха.
Через пять часов действие амфетамина заканчивается. Комсток ничком распростерт на столе посреди полной комнаты выжатых, измочаленных людей. Уотерхауз и рядовые с ног до головы в меловой пыли, похожи на привидения. Стенографы окружены грудой исписанных блокнотов. Они часто прерывают работу, чтобы помахать занемевшими пальцами. Магнитофоны бесполезно крутятся, одна катушка полна, другая пуста. Только фотограф еще держится и включает вспышку всякий раз, как Уотерхауз заканчивает исписывать доску.
Комсток понимает, что Уотерхауз выжидательно на него смотрит.
— Понятно, сэр? — спрашивает он.
Комсток украдкой заглядывает в блокнот, надеясь отыскать там подсказку. Видит четыре допущения Уотерхауза, которые записал в первые пять минут, и больше ничего, только слова «ЗАРЫВАТЬ» и «ВЫКАПЫВАТЬ», окруженные частоколом машинальных чиркушек.
.....
— Это оно? — спрашивает Комсток.
По всему помещению катаются горошины ртути, как шарики от подшипников. Они давятся под ногами и разлетаются в стороны.
— Оно.
— Как вы его назвали?
— КОЗУ, — говорит Уотерхауз. — Контактное оперативное запоминающее устройство. Я собирался нарисовать на нем козу, ну такую, с рогами, только не успел. Да и художник из меня никакой.
Каждая труба имеет длину примерно два фута и диаметр около четырех дюймов. Их, должно быть, несколько сот — Комсток пытается вспомнить, сколько было в заявке, которую он подписал несколько месяцев назад. Уотерхауз заказал чертову уйму труб — хватило бы подвести водопровод и канализацию к целой военной базе.
Трубы смонтированы горизонтальными рядами, словно в уложенном на бок органе. В каждую вставлен маленький бумажный репродуктор от старого приемника.
— Репродуктор издает сигнал — ноту, которая резонирует в трубе, создавая стоячую волну, — говорит Уотерхауз. — Значит, в одних частях трубы давление низкое, в других — высокое. — Он пятится вдоль машины, рубя воздух руками. — Эти сифонные трубки наполнены ртутью. — Он указывает на несколько U образных трубок, закрепленных по длине большой трубы.
— Я и сам вижу, — говорит Комсток. — Не могли бы вы отойти подальше? — просит он, заглядывая через плечо фотографа в видоискатель. — Вы мне загораживаете… так лучше… еще… еще, — потому что по прежнему видит тень Уотерхауза. — Отлично!
Фотограф нажимает на спуск. Лампа вспыхивает.
— Высокое давление выталкивает ртуть, низкое — всасывает. Я поместил в каждую сифонную трубку электрические контакты — просто две проволочки на некотором расстоянии одна от другой. Если проволочки разделены воздухом (потому что высокое давление выдавило ртуть), ток не идет. Но если они погружены в ртуть (потому что ее засосало низким давлением), ток идет, поскольку ртуть — проводник! Таким образом сифонные трубки производят набор двоичных цифр, повторяющий рисунок стоячей волны: график гармоник той музыкальной ноты, которую издает репродуктор. Мы передаем этот вектор на колебательный контур, создающий звук в репродукторе, так что вектор битов самовозобновляется бесконечно, если только машина не решит записать новую последовательность.
— Так, значит, устройства ЭТК действительно контролируют эту штуковину? — спрашивает Комсток.
— В этом вся суть! Вот здесь логические платы зарывают и выкапывают данные! — говорит Уотерхауз. — Сейчас покажу!
И прежде чем Комсток успевает крикнуть «Не надо!», Уотерхауз кивает капралу в дальнем конце комнаты. На капрале наушники, какие обычно выдают артиллерийским расчетам самых больших орудий. Капрал послушно дергает рубильник. Уотерхауз зажимает уши и расплывается в улыбке, неэстетично, на взгляд Комстока, показывая зубы.
И тут время останавливается или что то в таком духе, потому что все трубы разом начинают играть вариации одного и того же низкого ре.
Единственное, что может Комсток, это не рухнуть на колени; разумеется, он тоже зажал уши, но звук идет не через них, а пронизывает все тело, как рентгеновские лучи. Раскаленные звуковые клещи тянут его внутренности, капельки пота летят с лысины, яйца скачут, как мексиканские бобы. Столбики ртути в сифонных трубках поднимаются и опускаются, замыкая и размыкая контакты, причем явно упорядоченно: это не бессистемный турбулентный плеск, а некая осмысленная последовательность дискретных движений, управляемая программой.
Комсток вытащил бы пистолет и застрелил Уотерхауза но для этого надо оторвать руку от уха. Наконец машина умолкает.
— Она только что рассчитала первые сто чисел Фибоначчи, — говорит Уотерхауз.
@темы: Аффтарши и аффтары